Тишина. Ни единого звука, ни шороха, ничто не смеет тревожить царящий покой. Только тяжелые шаги секундной стрелки кажутся звоном грузного колокола, который пронзает слух своим звучанием. Шаг, еще шаг. Нет, это не тиканье, это оглушающие удары барабанных палочек об ударную остановку. Секунда – и в твоей голове вновь и вновь разливается глухое эхо, мешающее мыслям беспрепятственно блуждать по самым потайным уголкам сознания.
Дыхание волшебника было едва ощутимо и размерено. И все равно в этой всепоглощающей тишине оно раздавалось рычаньем свирепого льва, и даже удары сердца были слышны так явно, будто оно находилось под самым его ухом.
Это уже не тишина. Это раскаты грома.
Глаза цвета плавленого серебра нахмуренно бродили по страницам тоненькой книги. Мысли юноши уходили в сторону от оглушающих звуков и были заняты теперь искусным плетением целых картин в его сознании, картин, ставших главными героями и героинями в пьесе, которую сжимали сейчас тонкие пальцы. С бездушных страниц в его голову переносились целые образы, полные жизни, наделенные душой и разумом, сердцем и именем. Глаза, перебирающие буквы, бегающие по строкам, вместо бумаги видели перед собой нечто иное. Целый мир, отличный от нашего, имеющий собственную историю, культуру, жизнь. И воздух там другой, и, быть может, люди там живут совсем другие. Все зависит от пера автора, от его желания. Кто знает, куда может завести его проказница муза? Ваша же задача лишь услышать, как смеются там дети, увидеть, как луч солнца отражается в капле росы. Почувствовать что вы отныне – часть этого мира.
Человеческое воображение – это волшебство.
Звон колоколов, который издавала крохотная секунда стрелка, теперь уже не тревожили слух юноши, когда прорезал беспросветную тишину. Он привык к нему, и теперь не слышал ни раскатов грома своего сердца, ни рычания своего дыхания. Взгляд, оторвавшись от одной из тысячи строк, коснулся циферблата наручных часов. Без четверти два. Юноша недоверчиво нахмурился. Время крылатой пташкой упорхнуло из его рук, когда он, дурачек, думал, что крепко сжимает его в кулак, и имеет над ним полную власть. Пора.
Осторожно соскользнув с кровати, волшебник мягко ступал к шкафу. Каждый децибел звука раздавался в его голове в десятки раз громче, и успокаивало лишь то, что все сокурсники, мирно сопящие в этой комнате, находятся в плену у сладкого сна, и пробудить их сможет разве что рев турбины самолета.
Он не хотел, что бы они были посвящены в его планы. За этим последуют неизбежные расспросы, а врать юноша очень не любил. Сказать правду? Лучше не стоит. Волшебник не был уверен в молчании всех этих людей, а подвергать излишнему риску Вей – ни за что.
Вей, милая Вей. Опять они влипнут в какую-нибудь историю.
Филипп выдохнул. Пальцы его, скрипнув о грубую джинсовую ткань, застегнули молнию и затянули ремень. Глаза сверкнули в сторону окна. Ночь была черней вороненого крыла, а снег, сыплющийся на фоне этого мрачного одеяла, казался солнца ярче. По всему стеклу были россыпью нанесены витиеватые узоры. Искусно переходя один в другой, они застилали почти все окно, преображая его в лазурный витраж.
- Холодно. – подумал Филипп.
Вслед за джинсами, ловкие пальцы облачили его в футболку и толстовку. Верхняя одежда предусмотрительно располагалась внизу.
Покинув комнату, юноша аккуратно прикрыл дверь, пытаясь избежать предательского скрипа. Путь на лестницу был открыт. Здесь опасаться было точно нечего, темно как в преисподней, а если кто-то и решит прогуляться посреди ночи, Филипп услышит его шаги. Сам же он ступал бесшумно словно кошка.
Гостиная Когтеврана. Одно из любимых мест во всем замке. Но как же тут все преобразилось под мраком февральской ночи. Камин не встречал юношу пышущим жаром, свечи не разливали мягкий свет по просторной комнате. Волшебник, наверное, и не узнал бы это место, если бы увидел его в ночной тьме впервые.
Размеренными, тихими шагами, юноша приблизился к одному из диванов, стоящих рядом с выходом. Это был один из тех диванов, на которые садишься, и утопаешь в окружающей тебя мягкости и уюте. Но не за тем сейчас здесь стоял Филипп, что бы понежиться на любимом местечке. Откинув в сторону подушку, которая служила мягкой спинкой, юноша достал свое пальто.
Одевшись, и повязав на шею шарф, волшебник порядочно вернул подушку на ее законное место, и приблизился к назначенному месту встречи – выходу из башни Райвенкло.
Чьи-то тонкие пальцы запеленали ему глаза. Тепло этих пальцев медленно просачивалось в каждую клеточку его кожи, разливаясь по всему телу.
- Bonjour, mon amour, – коснулся его уха обжигающий шепот. По спине пробежали мурашки. Он чувствовал горячее дыхание на своей шее, чувствовал такой знакомый запах миндаля и ванили.
Губы юноши расплылись в улыбке. Он накрыл руки девушки своими ладонями, и, взяв ее пальцы, опустил их, возвращая себе зрение. Он обернулся, желая увидеть сою спутницу.
На него смотрели глаза цвета океана, и улыбка гранатовых губ сияла для него.
- Надеюсь, тебе не пришлось долго ждать. – все так же шепотом прощебетала она.
Фил улыбнулся.
Он видит перед собой ее лицо, в два часа ночи, у выхода из башни Райвенкло. Каждый раз, перед тем как идти на какое-нибудь приключение, он отмечает для себя, с чего все началось. И начинается все с ее лица. Всегда. С этих милых черт, огромных глаз. Он запомнит ее улыбку в эту самую секунду, и вспоминая эту ночь в будущем, будет знать, что и в этот раз все началось с нее.
- Mon amour? – лукаво спросил он, улыбнувшись. – Я только пришел. – прошептал он на чудовищном английском. Чирикающие французские звуки почти полностью занимали протяжные английские в его речи. Грамматика юноше далась легко, но вот с произношением ничего поделать он не в силах.
- [b]Идем[b] – торжествующе произнес он, открывая дверь перед девушкой, и пропуская ее вперед.
Его взгляд мимолетно окинул гостиную, что бы убедиться, что никаких следов студентов здесь не оставили, не посягнули на устоявшийся здесь покой. Убедившись в этом, юноша шмыгнул за дверь вслед за волшебницей.
Хогвартс в ночи – это совсем другой замок, не имеющий ничего общего с тем замком, который он привык видеть. Здесь жизнь перестает суматошно крутиться, а застывает, желая уйти на недолговременный покой. Ни единой живой души не сыщешь в мрачных коридорах. Картины – и те вернулись каждая на свое полотно, и приняли объятия сна, перестав разговаривать и браниться.
Тьма укутала все вокруг. Каждую ступеньку, свечу, коридор. Ни одного источника света поблизости. Филипп взял Вей за руку. Ощущение спокойствия свернулось калачиком и довольно замурлыкало у него в груди. В такой темноте вероятность наткнуться на что-нибудь больше, чем просто велика, и если вдруг такое произойдет – он сможет подхватить девушку, не дав ей упасть.
Проходя по уже знакомым путям и изведанным ранее тропинкам, волшебники достигли выхода на задний двор.
Морозный воздух с головы до ног окатил юношу своей свежестью и прохладой. Он царапал легкие, врываясь в них снежным вихрем, и все равно Фил с жадностью дышал полной грудью, будто каждый его вздох – последний.
Небо. Черный атлас, на который кто-то случайно просыпал бриллиантовую стружку. Тысячи, миллионы звезд любовались на свое отражение в глазах волшебника, а он любовался на них.
Снежные хлопья посыпали головы застывших на месте волшебников, изумленно глядящих на небо. Они находили покой, путаясь в темных волосах, укрываясь в ресницах, устроившись на плечах. Снежные узоры устилали землю, оставили свой отпечаток на каждом дереве.
Филипп опустил взгляд на волшебницу. Лицо ее было видно теперь гораздо лучше, чем в замке.
Милая Вей, как ты прекрасна, когда любуешься небом. Что ты там видишь? Какие тайны ты открываешь, даря ему блеск своих глаз?
Он, сам того не подразумевая, залюбовался девушкой. Разум его жаждал изучить хотя бы взглядом каждую черточку ее родного лица. Это было похоже на сон, на оцепенение. Юноша почувствовал себя мальчишкой, совсем беспомощным мальчишкой.
Пушистые ресницы, обрамляющие два синих океана, сплелись со снежинками, нежный румянец целовал ее щеки, а губы цвели розовым тюльпаном. Это и приковало его к месту, заставляя взгляд блуждать по милому лицу, а мысли разбежаться в разные стороны.
Зачем здесь звезды, Вей? Никто не вздумает смотреть на них, когда ты стоишь так близко. Почему же раньше ты не была такой? Или, просто он не замечал?
